Глава 16

 

 

 

 

  

 

  

Сашу Еремееву, 26-летнюю девушку, на этот раз я смотрел в поликлинике. Она учи­лась в институте, одновременно работала и пришла на консультацию по моей просьбе.

Саша жаловалась на слабость, головокружение, звон в ушах, туман перед глазами, головную боль, которая усиливается по вечерам и иногда приводит к рвоте. Временами её беспокоят приступы слабости, которые сопровождаются сердцебиениями, повышенной потливостью, особенно кистей рук. После приема чая или кофе ей становится несколько лучше. Такие приступы бывают два-три раза в неделю, продолжаются один-два часа. Пе­ри­о­дически, два-три раза в неделю беспокоят колющие боли в области верхушки сердца, которые иррадируют под левую лопатку и в левую руку. Эти боли длятся 2-3 минуты, за­тем острота их уменьшается и остается тупая, ноющая боль, которая продолжается по мно­го часов. Эти боли возникают при физических нагрузках или при волнениях. По ночам бывают приступы сжимающих болей в загрудинной области, которые сопровождаются сильным сердцебиением и ощущением нехватки воздуха. Во время этих приступов Саша принимает кордиамин в каплях, настой валерианы, валидол, нитроглицерин и постепенно, через 2-3 часа эти приступы заканчиваются, оставляя после себя почти на сутки ощуще­ние разбитости. По утрам беспокоит скованность во всех суставах и в позвоночнике, кото­рая уменьшается после физической зарядки. Боли в мелких суставах кистей и стоп ноюще­го характера держатся в течение всего дня, усиливаясь при перемене погоды. При подъеме по лестнице у неё появляется одышка со второго, а иногда с третьего этажа. По вечерам бывает пастозность на ногах. Часто появляются синяки на бедрах, реже на руках. Они воз­никают при малейшей травме, а иногда и сами по себе, без видимых причин.

Саша считает себя больной на протяжении 16 лет, то есть с 10-летнего возраста. То­гда осенью в течение полутора месяцев она болела гриппом, потом ангиной. Через две-три недели после этого заболели и сильно опухли коленные и голеностопные суставы, тем­пература повышалась до 40°. Был организован стационар на дому, первый месяц Саша находилась на строгом постельном режиме. Сразу была назначена терапия кортикостеро­ида­ми. Она получала преднизолон, салициловокислый натрий, пирамидон, пенициллин и стрептомицин. По словам матери, которая работает медсестрой, в это время у девочки от­мечалась высокая РОЭ, лейкопения и низкий гемоглобин. На фоне этого лечения припух­лость суставов держалась около трех недель, а боли – еще дольше. Температура первые две недели была 39-40°, затем снизилась до субфебрильной, потом на несколько дней сно­ва поднялась и постепенно опустилась до нормы. На второй месяц лечения в домашних ус­ловиях режим постепенно расширялся и, наконец, девочке разрешили посещать школу. Был поставлен диагноз: ревматизм, активная фаза, недостаточность митрального клапана. РОЭ после лечения оставалась ускоренной и до 14 лет при неоднократных исследованиях держалась в пределах 20-22 мм в час. С тех пор девочке стали регулярно два раза в год про­водить курсы бициллин-аспириновой профилактики.

Когда Саше исполнилось 12 лет, осенью вновь заболели суставы, но без опухания. Два месяца она находилась дома, принимала аспирин, пирамидон. Стало лучше и девочка пошла в школу.

В 14 лет перенесла грипп, через 10 дней состояние улучшилось, но через 3-4 дня вновь повысилась температура и держалась 8-10 дней. Затем через короткие промежутки относительно хорошего самочувствия еще дважды повышалась температура на такие же сроки. Все это заболевание продолжалось около двух месяцев. Суставы болели, но не опу­хали. Лечилась дома аспирином и еще какими-то лекарствами.

В 15-летнем возрасте Саша отдыхала в Артеке. Во время туристического похода в горы потеряла сознание. Её привезли в Симферополь, положили в больницу. У неё была ангина и высокая температура. После восьмидневного лечения состояние улучшилось, и она вернулась в пионерский лагерь.

В 16 лет, отдыхая в Анапе, Саша неожиданно почувствовала себя очень плохо: по­явилась одышка, один раз на короткое время она потеряла сознание, упала прямо на ули­це, но быстро пришла в себя и вернулась домой.

В 17 лет вновь заболели суставы кистей рук, коленные и локтевые. Присоедини­лась слабость, утомляемость. Она похудела. В мае вновь была потеря сознания минут на десять. В это время она была очень переутомлена, так как одновременно заканчивала три школы: общеобразовательную (с золотой медалью), музыкальную и физико-математичес­кую (с отличием). Прошла обследование в поликлинике, был обнаружен низкий процент гемоглобина. Невропатологом был диагностирован вегетоневроз. Кроме противорецидив­ного лечения (аспирин и бициллин), никаких медикаментов не принимала. В этом же году поступила на физико-математический факультет педагогического института.

В 18 лет в декабре по утрам стали появляться отеки под глазами, а по вечерам – оте­ки на ногах. Недели через две сильные боли в суставах, затем опухание голеностопных суставов. Полтора месяца находилась в стационаре.

При просмотре этой истории болезни удалось установить, что при поступлении от­мечаличсь боли, припухлость и покраснение области голеностопных суставов. Тоны серд­ца были приглушенными, периодически врачи отмечали нежный систолический шум на верхушке. Наблюдалось некоторое учащение пульса – до 90 в минуту, субфебриллитет. Общие анализы крови и мочи были нормальными, ЭКГ и фонокардиограмма патологии не выявили, рентгенография суставов тоже без патологии. Ревматические пробы отрицатель­ны.

За полтора месяца больная получила 48 мг дексаметазона и 10 инъекций АКТГ по 25 единиц. К концу лечения припухлось суставов прошла, а боли оставались, хотя и менее вы­раженные. Там, в стационаре, впервые появилась аллергическая реакция на какой-то из медикаментов. При выписке был поставлен диагноз неспецифического инфекционного полиартрита. Вскоре была произведена тониллэктомия.

В 19 лет находилась на санаторно-курортном лечении в Пятигорске, чувствовала себя плохо, болели суставы, трудно было ходить. Осенью во время очередного курса про­тиворецидивного лечения развился анафилактический шок на бициллин.

В 20 лет весной беспокоили боли в коленных суставах и поясничном отделе позво­ночника. Летом по поводу инфектартрита с минимальной степнью активности лечилась в санатории. Во время физиотерапевтического и бальнеологического лечения наступило обо­стрение, появились сильные боли в тазобедренных суставах и позвоночнике, подни­ма­лась температура. По записям в сохранившейся санаторно-курортной книжке в это вре­мя количество лейкоцитов в крови достигало 13-14 тысяч, хотя РОЭ оставалась нормаль­ной. Получала курс салицилатов и бутадиона.

В 21 год Саша закончила педагогический институт и переехала из Волгограда в Ле­нинград,  где поступила на 3 курс дневного отделения одного из военных вузов. Учебу она сочетала с работой младшим научным сотрудником на полставки.

В 22 года заболела воспалением легких. Две недели лежала дома, принимала суль­фа­ниламиды и средства от кашля. Вышла на работу недолечившись. Температура и ка­шель держались еще два месяца. Осенью опять заболели суставы, появились сильные го­ловные боли, рвота на различные запахи до 5-6 раз в сутки, не связанная с едой и не при­но­сившая облегчения. Совершенно исчез аппетит, появилась стойкая бессонница. За 2 ме­сяца похудела на 8 кг. Постепенно головные боли и рвота усиливались, появились кратко­временные приступы потери сознания (на 2-3 минуты), вначале один раз в неделю, потом чаще. При обследовании в поликлинике была обнаружена анемия (Нв 48 ед.), лейкопения (2300). РОЭ была нормальной (3 мм в час). После консультации гематолога были назначе­ны препараты железа с соляной кислотой, гемостимулин, витамин В₁₂, алое. После двух­не­дельного амбулаторного лечения анализы крови стали лучше, но головная боль и рвота продолжались. При рентгенографии черепа  обнаружены признаки повышения внутриче­репного давления.

Была проконсультирована психоневрологом, нейрохирургом, онкологом. Исследо­вание ликвора после спинно-мозговой пункции отклонений от нормы не выявило, но пос­ле неё головные боли уменьшились. Была направлена в клинику неврозов, где в течение двух месяцев проводилось лечение тизерцином, элениумом, инсулином с глюкозой. Дозы инсулина колебались от 8 до 24 единиц, причем дважды возникал инсулиновый шок. Пос­ле этого лечения появился аппетит, рвота прекратилась, головные боли значительно умень­шились.

В 23 года Саша взяла академический отпуск и вернулась в Волгоград. Здесь по ре­ко­мендации психиатра принимала малые дозы сонапакса, тазепама, амитриптилина. При­мерно в этот период заметила появление синяков на бедрах и голенях. Поступила в одну из терапевтических клиник, где провела 10 дней. У неё был выраженный насморк, темпе­ра­тура повышалась до 39-40°, наблюдалось увеличение подчелюстных и шейных лимфа­ти­ческих желез. Все эти явления продолжались одну неделю и полностью прошли. Все анализы крови, мочи, коагулограмма, белковые фракции, ревматические пробы, рентгено­скопия грудной клетки, ЭКГ, офтальмоскопия оказались нормальными. Состояние было расценено как аллергическая реакция на цветение тополя, хотя никакие аллергологиче­с­кие исследования не проводились и по истории болезни трудно понять, на чем основывал­ся этот диагноз. Невропатолог поставил диагноз диенцефального синдрома и неврастении.

В течение всего лета её беспокоили боли в суставах, периодически сопровождав­шие­ся припуханием то коленного, то лучезапястного суставов, то справа, то слева и суб­фебрильная температура. Амбулаторно лечилась витациклином, аспирином, димедролом, метиндолом. Припухлость суставов прошла, боли несколько уменьшились, но примерно через месяц от начала этого лечения появилась выраженная аллергическая реакция по ти­пу крапивницы, и Саша прекратила все лечение. Полиартралгии и субфебриллитет остава­лись. Все исследования по-прежнему не выявили отклонений от нормы. Было высказано предположение о системной красной волчанке и назначена терапия преднизолоном, но больная от этого лечения отказалась.

В 24 года стали появляться ночные приступы болей за грудиной, колющие боли в сердце, сердцебиения, одышка. Продолжали беспокоить суставы. Частота пульса иногда доходила до 200 (сама считала). Поступила в терапевтическое отделение городской боль­ницы с жалобами на боли во всех суставах, в грудном и поясничном отделах позвоночника,  утреннюю скованность в суставах. Все анализы были нормальными. Проводилось лечение супрастином, глюкозой с инсулином, тазепамом, кокарбоксилазой. Выписана без улучшения.

Летом отдыхала на Черном море. Лекарств не принимала. Самочувствие было хо­ро­шим, температура нормальной, боли в суставах беспокоили изредка, боли в сердце и сердцебиения отсутствовали. Прибавила в весе на 2-3 кг. Врач, которая отдыхала там вме­сте с Сашей, рассказывала, как та неутомимо лазала по горам. В августе Саша вновь пое­ха­ла в Ленинград для того, чтобы продолжить учебу и работу. Через три месяца внезапно возник приступ – сильная колющая боль в области сердца, которая продолжалась минут 20. Был вызван врач скорой помощи, после прием таблетки валидола и подкожной инъек­ции  кордиамина появилась крапивница и исчезла примерно через полтора часа. В даль­нейшем такие болевые приступы повторялись неоднократно, в основном после физичес­ких нагрузок. Для того, чтобы перебороть болезнь, Саша начала еженедельно по субботам и воскресеньям совершать 10-километровые прогулки по лесу, стала заниматься в плава­тельном бассейне, аутогененной тренировкой и гимнастикой по системе йогов. В это вре­мя боли в мелких суставах кистей стали постоянными, присоединились боли в икронож­ных мышцах и мышцах спины. Временами температура поднималась до 38°. Ухудшился аппетит, возобновились головные боли, стала быстро терять в весе, похудела на 7 кг.

Через несколько месяцев стали появляться резкие боли в эпигастральной области, которые не были связаны с едой, не сопровождались диспептическими явлениями, про­дол­жались до одних-двух суток. Неоднократно вызывала скорую помошь, высказывались подозрения на язвенную болезнь или стенокардию, делались инъекции но-шпа, папавери­на, платифиллина. Боли уменьшались, но полностью не проходили. В этот же период бы­ла аллергическавя реакция по типу отека Квинке и крапивницы, возможно на запах или пыль в квартире. По этому поводу к врачам не обращалась и лечения не проводила. Вновь стали появляться синяки на конечностях, почти ежедневно возникали носовые кровотече­ния длительностью от 2 до 15 минут.

И Саша, «после длительных колебаний и мучительных размышлений» вынуждена была расстаться с Ленинградом , бросить институт, оставить начатую научно-исследова­тельскую работу, связанную с космическими проблемами, и вернуться в Волгоград.

 В 25 лет, после возвращения в Волгоград поступила на 4 курс одного из институ­тов. Приступообразные боли в эпигастральной области продолжали беспокоить, в связи с этим в течение месяца принимала но-шпу. При рентгенологическм исследовании желудка патологии не обнаружено. Боли постепенно прошли.

В этот период часто бывали аллергические реакции (ринит, отек, крапивница) на запах и пары в лаборатории и табачный дым. В апреле была аллергическая реакция на за­пах духов: отек лица, потеря сознания, зуд по всему телу. Врач скорой помощи ввел диме­дрол и хлористый кальций – через несколько часов все исчезло. Летом количество синя­ков на теле значительно уменьшилось.

В августе два раза с недельным перерывом были приступы сильной головной боли с тошнотой и потерей сознания на 2-3 минуты. От предложенного больничного листа от­ка­залась (кроме учебы Саша работает в одной из лабораторий института).

При исследовании глазного дна картина оказалась нормальной. Невропатологи го­ворили о диенцефальном синдроме и церебральном арахноидите. Профессор-невропато­лог диагностировал полиморфную вегетативную дисфункцию с кризовым течением, реко­мендовал аутогенную тренировку и симптоматическую терапию: при головной боли – хо­лод или тепло местно, аналгетики, с целью профилактики обмороков при ощущении пред­вестников – вдыхание нашатырного спирта.

С тех пор прошел год. Саша продолжает учиться и работать. Состояние её за пос­лед­ний год не изменилось.

Мы попросили Сашу перечислить все факторы, которые вызывают у неё аллерги­чес­кие реакции. Она составила вот такой список:

 

1.      пенициллин

2.      стрептомицин

3.      витациклин

4.      бициллин

5.      тетрациклин

6.      аспирин

7.      пипольфен

8.      сонапакс

9.      седуксен

10.  запахи всех духов

11.  клубника

12.  яблоки с резким запахом

13.  табачный дым

14.  бытовая пыль

15.  бензол

16.  цветущий тополь

17.  цветы: ландыши, лилии,олеандры, гвоздики

18.  дыня

19.  яйца

20.  холодная погода с дождем

 

Я подумал, что если принимать этот список всерьез, Саша должна находится в со­сто­янии постоянной, непрерывной, нескончаемой аллергической реакции.

При осмотре состояние Саши было вполне удовлетворительным. Упитанность не­сколько понижена, вес 43 кг при росте 158 см. На коже бедер единичные синяки размера­ми 2х3, 3х4 см. В остальном отклонений от нормы не отмечено. Общие анализы крови и мочи, белок плазмы и белковые фракции, иммунологические пробы,ЭКГ, ФКГ, картина глазного дна – без патологии.

Что это за болезнь?

Шестнадцатилетния длительность заболевания, изобилующая серьезными эпизода­ми, не оставляющими следов, требовала какой-то систематизации.

Когда в десятилетнем возрасте у девочки, переболевшей полиартритом с высокой температурой, который развился через несколько недель после гриппа и ангины, врачи диагностировали ревматизм, диагноз выглядел вполне достоверным. Если вспомнить, что до этого Саша часто болела ангинами, что в период  полиартрита у неё была высокая РОЭ, что терапия антибиотиками, преднизолоном и салицилатами оказала хороший эффект, то картина первичной атаки ревматизма становится классической.

Правда, в результате этой атаки не было обнаружено убедительных признаков по­ро­ка сердца. В то время у неё находили недостаточность митального клапана, но последу­ющие наблюдения этого порока не подтвердили. Может быть, раннее начало, комплекс­ное энергичное лечение и постельный режим в течение месяца смогли предупредить раз­витие порока. Да и вообще пороки сердца при первичном ревмокардите развиваются не всегда.

Однако некоторые  обстоятельства этого периода вызывают недоумение. Во-пер­вых, непонятно, почему девочка лежала дома, а не в больнице? Даже если учесть, что мама медсестра, как можно было организовать правильное, по 6 раз в сутки введение пенициллина на протяжении длительного времени? Почему, если терапия и режим были столь полноценными, высокая лихорадка продолжалась около двух недель, полиартрит – около трех недель, а боли в суставах – еще дольше. Несколько ускоренная РОЭ отмеча­лась после этого заболевания на протяжении четырех лет. Зная последующую историю, можно предположить, что стойко ускоренная РОЭ зависела от хронического тонзиллита, но никаких других его проявлений за эти годы мы не замечаем.

Через два года – полиартралгии  в течение двух месяцев, на этот раз, по-видимому, без лихорадки. Судя по тому, что терапия ограничилась только аспирином и пирамидо­ном, тяжесть этого заболевания была значительно меньшей. Чяерез два года – опять поли­артралгии, но теперь с четырежды  повторявшимися волнами лихорадки. В последующие два года один раз была ангина, которая прошла за неделю, и два раза какие-то кратковре­мен­ные приступы потери сознания, возможно, обмороки. Оба приступа развивались на юге в летние месяцы.

В 17 лет снова полиартралгия, снова приступ потери сознания. В этот период Саша несет колоссальную нагрузку, она оканчивает одновременно три школы, и все с велико­леп­ными результатами. Слабость, утомляемость, похудание, вероятно, можно объяснить перегрузкой, тем более, что обследование в поликлинике, кроме анемии, ничего не выяви­ло. Судя по тому, что ничего не говорится об антианемической терапии, степень её вряд ли была выраженной. Невропатолог выявил вегетоневроз.

В 18 лет снова полиартрит и отеки – по утрам под глазами, по вечерам на ногах. Это явно не укладывается в картину отеков при сердечной недостаточности. Нормальный анализ мочи не позволяет отнести их к прявлениям почечной патологии. Впрочем, в ста­ци­­онаре, куда поступила больная, этот симптом уже не фигурирует. Отмечен полиартрит, нерезко выраженный, субфебриллитет. Общий анализ крови нормален, С-реактивный бе­лок отрицателен. Врачи столкнулись с трудностями при расшифровке этого заболевания. За 7 лет у девочки пятый раз болят суставы. Отсутствие порока сердца, выглядевшее столь естественным после первой атаки, теперь уже позволяет усомниться в правильности диаг­ностики ревматизма. Нормальная РОЭ и отсутствие С-реактивного белка тоже мало по­нят­ны. Но полиартрит и субфебриллитет зафиксированы в дневниках и по записям невоз­можно различить, что видел сам врач, а что записывалось со слов больной. Есть положи­тель­ные результаты некоторых ревматических проб, есть хронический тонзиллит, хотя и очень мало проявляющий себя местными проявлениями – одна ангина за семь лет. Врачи меняют диагноз ревматизма на ревматоидный артрит. Саша получает второй курс корти­ко­стероидов и, по совету врачей, подвергается тонзиллэктомии. У нас сейчас нет возмож­ности судить, насколько достоверным был диагноз хронического тонзиллита. Можно понять врачей,  искавших источник хронической инфекции, которая могла поддерживать процесс в суставах. Бывают и такие формы тонзиллитов, которые протекают без клиники ангин. Однако сейчас мы уже можем сделать вывод, что эта операция не привела к замет­ному изменению течения болезни, суставные симптомы отмечались и в последующие го­ды. Кака видно из жалоб больной, полиартралгия сохраняется и сейчас, носит весьма гене­рализованный характер. За последние годы присоединился такой специфический симп­том, как скованость по утрам ( во всех суставах и в позвоночнике!). но 16-летняя давность заболевания при полной сохранности функций всех суставов, при отсутствии каких-либо деформаций, при стойко нормальной РОЭ в периоды обострений, при отсутствии рентгено­логических признаков поражения суставов и позвоночника позволяют отказаться и от это­го диагноза.

Успешно закончив институт, Саша переезжает в Ленинград и, поступив в новый институт, совмещает занятия на дневном отделении с научно-исследовательской работой. Работа очень важная, засекреченная. Саша связана с крупными учеными, со Звездным го­родком. В это время появляются головные боли, рвота, анорексия, бессонница, похуда­ние. У неё предполагают какой-то мозговой процесс, её консультируют психоневаролог, ней­ро­хирург, онколог. Однако проведенное обследование, по-видимому, не выявляет никакой органики, так как её направляют в клинику неврозов. Тот факт, что Саша провела там два месяца, подтверждают мысль о том, что она попала «по профилю» клиники. Характер при­­менявшегося, по её словам, лечения: тизерцин, элениум, инсулин с глюкозой – тоже соответствуют предположению о неврозе. Хотя для невроза дозы инсулина были, пожа­луй, несколько велики. Применение инсулина в разовой дозе до 24 единиц легче предста­вить при какой-то психопатии, чем при неврозе. Инсулиновые шоки, видимо, носили слу­чайный характер, для шоковой терапии дозы были бы бОльшими. Во всяком случае, про­веденное лечение значительно улучшило состояние больной, хотя и не настолько, чтобы она могла вернуться к учебе и работе. Саша взяла академический отпуск, уехала домой в Волгоград и провела здесь курс лечения под наблюдением психиатра.

Следующий эпизод малопонятен. Кратковременная высокая лихорадка с насмор­ком, увеличением шейных и подчелюстных желез при нормальных показателях крови по­чему-то было расценено как аллергическая реакция на цветение тополя. Мне кажется, что этот вывод был сделан самой Сашей и, может быть, ею же подсказан врачам.

Летом и осенью продолжались явления мигрирующего полиартрита и полиарт­рал­гий. Периодически Саша замечала подъемы температуры ло 37,2-37,3°, появление синяков на бедрах. В это время я впервые увидел Сашу. Ей было тогда 23 года. В анамнезе основ­ное место занимал суставной синдром, периодические повышения температуры, какие-то аллергические реакции. Однако объективное исследование, кроме нескольких весьма скром­ных и обычных синяков на наружных поверхностях бедер, никаких отклонений от нормы не выявил. Саша уверяла, что у неё бывает отечность и припухание голеностопных суставов, знавшие её врачи подтверждали это. Но степень этих изменений, если они вооб­ще были, представлялась столь мало выраженной, что я был склонен называть это полиарт­ралгией, а не полиартритом. Вот здесь у меня мелькнула мысль о системной красной вол­чанке, я предложил ей лечь в клинику, но Саша от госпитализации отказалась.

Чем больше я потом размышлял над этой девочкой, тем менее убедительным мне казалось собственое предположение о коллагенозе. Слишком длинен был анамнез, слиш­ком бледна клиническая картина, слишком часто в периоды обострения анализы крови ока­зывались нормальными. Дважды отмечались анемия и лейкопения, но между этими на­ходками было 12 лет. Второй раз в Ленинграде она прошла после одного довольно короткого амбулаторного курса обычных антианемических средств. Иными словами гематологичес­кие изменения были минимальными и очень не стойкими.

У Саши никогда не было характерных кожных изменений типа «бабочки», не опре­делялись признаки поражения легких или почек, не было признаков сосудистых пораже­ний типа капилляритов или синдрома Рейно. Периоды потери веса наступали после выра­женного снижения аппетита, а не спонтанно, как это бывает при СКВ. Не было увеличе­ния селезенки, печени, периферических лимфоузлов, признаков плеврита, полисерозита, полиневрита, гемолиза. Отдельные обострения проходили под влиянием различной тера­пии или сами по себе, чаще всего без применения кортикостероидов. За последние пять лет Саша не получала гормонов,тда и раньше получала их в малых дозах и небольшими курсами, что вряд ли могло помочь при СКВ. Что же касается динамики болезни за эти пять лет, то болезнь эволюционировала только в субъективном, анамнестическом плане, объективных признаков болезни по сути дела не было. И снова возникал вопрос: надо ли верить всему, что рассказывает эта столь одаренная и столь обделенная девочка?

В общем Саша производила трогательное впечатление. Её было чисто по-челове­чес­ки жалко. Такая молодая, видимо, очень способная и трудолюбивая девочка вынужде­на была бросить институт и любимую работу из-за какого-то длительного и малопонятно­го заболевания, справиться с которым врачи были не в состоянии. Складывалось впечат­ле­ние, что она старалась не поддаваться болезни: Саша была аккуратно одета, хорошо при­чесана, на руках свежий маникюр. В то же время она как будто смирилась с болезнью, кажется, не ожидала многого от консультации и от госпитализации спокойно и вежливо отказалась. Правда, кровь на LE-клетки ей проверили, все поиски этих клеток оказались безрезультатными.

Через несколько месяцев мне снова пришлось увидеть Сашу. На этот раз она лежа­ла в терапевтическом отделении одной из городских больниц. На фоне продолжающихся полиартралгий у неё появились различные боли в сердце, периодические ощущения серд­цебиений и одышки. Объективно опять никаких отклонений от нормы.

И тогда я подумал о функциональной кардиопатии. Несколько лет назад вышла не­большая, но ярко и убедительно написанная монография С.Б. Ханиной и Г.И. Ширинской «Функциональные кардиопатии». Из двух основных форм: нейро-аллергической и нейро-эндокринной у нашей больной скорее можно было думать о первой.  

К числу наиболее типичных особенностей нейро-аллергической формы функцио­нальных кардиопатий относятся:

1) длительное течение болезни без развития признаков органического поражения сердца;

2) неэффективность тонзиллэктомии и обострения заболевания после неё;

3) отсутствие улучшения от потиворевматической терапии, которая вызывает множественные осложнения («синяковость», носовые кровотечения, мышечную астению);

4) значительное улучшение состояния через 1-2 месяца после прекращения анти­рев­матической терапии.

Болезнь Саши многими чертами напоминает эту клиническую картину. С этих по­зи­ций можно объяснить длительность и доброкачественность течения, полиартриты и по­лиартралгии, синяки и субфебриллитет, головные боли и кардиалгии, одышку, сердцебие­ния, аллергопатии.

Когда я впервые высказал эту мысль, доктор, которая жила рядом с Сашей и много лет наблюдала за ней, даже обиделась. Этот вариант диагноза показался ей слишком «лег­комысленным» для столь тяжело болеющей девочки.

Меня самого эта версия тоже не вполне удовлетворяла, хотя и по совсем другим со­ображениям. В истории Сашиной болезни кардиалгии занимали далеко не ведущее место, они и появились впервые только на 14-ом году болезни. Противоревматическая терапия в ряде случаев, по-видимому, приносила определенную пользу. Прекращение этой терапии не только на несколько месяцев, но даже на несколько лет, ни  к какому улучшению не при­вело. Вазомоторный синдром отсутствовал на всем протяжении болезни. Не было столь характерных проявлений астении, ипохондрии, кардиофобий. Весь рисунок поведе­ния и рассказа больной был иным. Она никак не производила впечатления упавшей ду­хом, ушедшей в болезнь. Она скорее подчеркивала свою стойкость в постигшей её беде, а не саму беду.

Случилось так, что та самая врач, соседка Саши, летом отдыхала в Крыму вместе с ней. Рассказывая мне об этом, она с удивлением подчеркивала Сашину активность, дли­тельные пешеходные прогулки, подъемы в горы, при которых у неё появлялась одышка, а Саша чувствовала себя великолепно.

После лета Саша вернулась в Ленинград и снова начала совмещать учебу с рабо­той. Через три месяца болезнь обострилась и, чтобы справиться с нею, Саша предприни­мала героические усилия: многокилометровые прогулки по лесу, плавание, аутотренинг, гимнастика йогов. Любопытно, что все эти нагрузки она переносила, несмотря на то, что боли в сердце чаще всего появлялись именно после физических нагрузок.

В 25 лет она решила окончательно уехать из Ленинграда. Как она там жила, чем, кроме болезни, была в действительности заполнена её жизнь, что повлияло на это реше­ние – мы не знаем.

В Волгограде усилились аллергические реакции, аллергия приобрела характер вы­ра­женной поливалентности. Составленный ею список производит весьма внушительное впечатление. Аллергические реакции и головные боли часто сопровождались приступами потери сознания, которые протекают очень благоприятно, Саша никогда не ушибалась, не разбивалась. Интересно, что судя по тем трем историям болезни, которые удалось разыс­кать, в стационарах ни разу не были зарегистрированы ни крапивница, ни отек Квике, ни потери сознания. Это все только рассказы самой Саши. Хотя аллергогенность обстановки в терапевтических отделениях при Сашиной сверхчувствительности должна была бы про­воцировать эти состояния.

Последнее время Саша опять очень занята, днем учеба, вечером работа. К врачам она не обращается, кроме аутгенных тренировок никаким лечением не пользуется. И если вы вернетесь к длинному перечню её жалоб, приведенному в самом начале этой истории, то их сочетание с отменной работоспособностью и как бы подчеркнутым нежеланием об­ра­щаться за медицинской помощью производит довольно необычное впечатление. Кстати, я так и не мог из её рассказа понять, сколько институтов она кончила, в скольких училась и где учится теперь.

Во всей этой истории довольно много необычного: три школы, одна из которых при уточнении оказалась физико-математическим кружком(!), характер научной работы, загадочная болезнь, героические попытки её преодоления, повторные шоки, потери созна­ния, пульс 200 в минуту, что подсчитает у себя не каждый врач, устрашающий перечень аллергенов, подчеркнутый стоицизм больной. И чем больше я раздумываю о Саше, тем сильнее чувствую подчеркивание этой необычности, утрированность ряда эпизодов  её рас­сказа. Здесь много преувеличенного, надуманного, явно бьющего на эффект. Я думаю, что это психопатия, развивающаяся по истерическому типу.

В духе Сашиных восприятий и оценок я бы назвал её историю «трагедией несосто­яв­шегося гения». Но едва ли следует считать все это полностью надуманным. Какая-то хро­ническая аллергопатия у неё, по-видимому, есть. У нас нет возможности полностью исключить в прошлом эпизоды полиартрита, субфебриллитета, может быть крапивницы. Это, вероятно, и есть тот инициальный фактор, который в дальнейшем трансформиро­вал­ся, главным образом, под психогенными влияниями.

В моей памяти две больные с таким же синдромом, как у Саши. Обе были студент­ками, волевыми, способными, может быть даже талантливыми. Одна из них активно зани­малась в студенческом научном кружке, выступала с докладами. Но на каком-то этапе по­чувствовала, что начинает уступать свое, ранее казалось бы, бесспорное лидерство. И за­бо­лела. Она два раза лежала в одной из наших клиник с диагнозом системной красной вол­­чанки, продолжала заниматься, несмотря на температуру, кардиалгии, кровохаркания, в срок сдавала все зачеты и экзамены, вызывая восхищение окружающих своей стой­ко­стью и целеустремленностью. Потом её направили в Москву, в клинику Е.М. Тареева и там обнаружили, что она «набивает» себе температуру, сообщили об этом нем и ... бо­лезнь кончилась. Она окончила институт 8 лет назад, переехала в другой город, вышла за­муж, родила двух детей, работает врачем, практически здорова. Вторая история мало в чем отличалась от первой. Может быть Сашина будет третьей. Во всяком случае годы идут, Саша работает и с каждым годом мне становится спокойнее за её будущее.